Язык Африкаанс под угрозой исчезновения?
Африкаанс пережил преобразование Южной Африки после апартеида, но потерял привилегию влияния. Сможет ли он справиться с вызовами меняющегося мира?
Вот уже 25 лет с момента урегулирования путем переговоров, когда Нельсон Мандела был избран в качестве первого демократического президента страны, а равные права и гражданство были предоставлены всем южноафриканцам, споры вокруг использования африкаанс в качестве инструмента изоляции и расистской дискриминации продолжаются.
В последние годы дискуссия затронула высшее образование. Старые консервативные институты, например, Университет Стелленбош (University of Stellenbosch), которые когда-то считались краеугольным камнем белого африканского национализма, недавно были вынуждены принять языковую политику, отказывающуюся от использования африкаанс в качестве языка обучения в пользу английского. Получающие хорошую финансовую поддержку и правовое обеспечение эти вопросы стали подниматься даже в Высоком суде страны, который в октябре 2019 года отклонил дело, постановив, что предыдущая языковая политика университета, направленная на поддержку африкаанс, создала «исключительное препятствие особенно для чернокожих студентов».
По мере того, как общественный и политический авторитет африкаанс теряет свое значительное положение, существовавшее во времена апартеида («обособленность»), Южная Африка начинает задаваться вопросом: какую роль должен играть такой противоречивый, занимающий третье место по распространенности язык в растущем будущем страны. Может ли африкаанс по-настоящему поколебать наследие своего глубоко расколотого прошлого и просто стать «одним из 11» в глазах большинства южноафриканцев?
Среди вопросов, касающихся его использования, много противоречий остается вокруг так называемой «чистоты» африкаанс. Все чаще разговорный язык смешивается с английским. В то время как некоторые считают, что попытки решить эту проблему ничем не отличаются от аналогичных инициатив Французской Академии (Académie Française) во Франции по недопущению английских заимствований в язык, другие утверждают, что это создает искусственную и элитарную форму языка, делая его иногда неузнаваемым для большинство его носителей. Это было особенно проблематично для академического африкаанс, ранее использовавшегося в таких учреждениях, как Университет Стелленбош.
Происхождение африкаанс сложное и весьма спорное. Лучше всего его взаимопонимание наблюдается с голландским языком, но своим обособлением от языка Нидерландов он обязан влиянию рабов, насильственно привезенных в Южную Африку из Юго-Восточной Азии для работы на белых землевладельцев в Капской Колонии, говорящих по-голландски.
Численно, потомки этих рабов — которые идентифицируют себя как «цветные» — остаются тем большинством, которое говорит на африкаанс, но Джамиль Хан (Jamil Khan), кандидат наук, изучающий критические проблемы разделения языков в Университете Витватерсранда (Witwatersrand) в Йоханнесбурге, говорит, что «в культурном отношении мы — меньшинство».
Африкаанс был официально признан отдельным от голландского языком и принят в качестве официального языка Южной Африки в 1925 году, однако Хан описывает этот момент как акт «массового культурного присвоения».
Видимость остается критической проблемой для цветного говорящего на африкаанс населения, которое недостаточно представлено в средствах массовой информации, принадлежащих белым.
Стандартизированный африкаанс не очень похож на язык, на котором говорит цветное сообщество, и в настоящее время было проведено небольшое лингвистическое исследование для документирования и учреждения отличий языка, на котором говорит большинство. Язык белых обычно называют «suiwer» или «чистым», противопоставляя его языку цветного населения, который известен как «kombuis» или «кухонный» африкаанс. Когда цветные южноафриканцы, такие как Джамиль Хан, идут в школу, их обучают «белому варианту» языка и учат верить, что это в каком-то роде лучший, более престижный вариант языка, нежели тот, на котором они разговаривают дома.
Хан объясняет, что это ощущение неполноценности сохраняется.
«Ложь, которую я усвоил с течением времени, до сих пор остается мыслью где-то в глубине души: я думаю только о том, что я говорю на том самом испорченном диалекте, который люди считают реальным языком. Несмотря на то, что я знал всю историю и факты о языке, мое сознание все еще допускает эту мысль», — говорит он.
Видимость остается критической проблемой для цветного населения, говорящего на африкаанс, который редко используется в средствах массовой информации, принадлежащих белым, поскольку они продолжают «закачивать» миллионы в создание южноафриканского кино и телеиндустрии, способствуя дальнейшему развитию стандартизированного варианта африкаанс и культуры белых. Однако, как объясняет режиссер Оливер Херманус (Oliver Hermanus), проблема того, какой язык люди слышат, когда идут в кино, кроется гораздо глубже.
«Как цветной южноафриканец, я только оглядываюсь назад, и там нет меня прошлого, нет моего прошлого поколения кинематографистов. Цветные южноафриканцы никогда не видели своего языка, своей жизни или самих себя в средствах массовой информации, в театре или в литературе так,как это происходит у белых».
Поскольку у нас нет истории о том, что у нас когда-либо было чувство прошлого, мы даже не знаем, как критиковать то, что мы из себя представляем — Оливер Херманус.
Последний фильм Хермануса «Мофи» (Moffie) — история любви геев — двух белых африканцев, служивших в армии в 1980-х годах в Южной Африке во времена апартеида — был выпущен в марте этого года, когда Южная Африка ввела одно из самых строгих ограничений в мире, запрещающее торговлю всеми товарами первой необходимости, и закрыла кинотеатры. Он говорит, что даже когда культура цветных представлена в средствах массовой информации, ее часто создают белые южноафриканцы, и они часто искажают ее без протеста со стороны цветного сообщества.
«Поскольку у нас нет истории о том, что у нас когда-либо было чувство прошлого, мы даже не знаем, как критиковать то, что мы из себя представляем. Мы просто благодарны за то, что кто-то готов сделать историю о нас. Это врожденная гражданская позиция людей второго сорта».
Ронельда Камфер (Ronelda Kamfer), известная поэтесса из цветного сообщества, сочиняющая на африкаанс, чья работа временами затрагивает неудобную действительность того, что значит быть небелым носителем африкаанс, рассказывает о «великом» решении Высокого суда об исключении африкаанс как языка преподавания в университете Стелленбош.
Она описывает африкаанс как «проблему наследия апартеида», но указывает на то, что ее муж ведет еженедельную колонку на африкаанс цветных в широко распространенной газете «Die Rapport» в качестве доказательства того, что ситуация может улучшиться.
«Первые несколько лет мы все время получали буквально ненавистническую почту от расистов, называющих нас грязными и глупыми. Теперь, спустя несколько лет, он получает письма от людей, говорящих о том, как они на самом деле лучше стали понимать своего садовода и уборщицу благодаря тому, что читают его колонку».
Большинство чернокожих южноафриканцев не говорят на африкаанс, хотя многие учат его в школе. Для старшего поколения этот язык все еще символизирует жестокость режима апартеида и время, которое они предпочли бы забыть. Для так называемого поколения «свободно рожденных», которое выросло с момента появления демократии в 1994 году, могут быть признаки того, что язык начинает терять свой груз прошлого.
В Южной Африке языки то появляются, то выходят из моды — Лазизве Дамбуза (Lasizwe Dambuza).
Блогер YouTube Лазизве Дамбуза недавно попытался привлечь свежую аудиторию к своему каналу из более чем 300 000 подписчиков, выпустив серию комедийных зарисовок о молодых чернокожих южноафриканцах, которые пытаются выучить язык в школе. Затем он запустил серию зарисовок, в которых сыграл чернокожую женщину, боровшуюся с белым носителем африкаанс. Могло показаться, что это попытка в долгой перспективе преодолеть пропасть между расами с помощью языка, который когда-то безжалостно использовался для ужесточения, но, по словам Лазизве, это сработало: «Внезапно у меня появились белые люди, индийцы, цветные люди, все подходили ко мне на улице и говорили, что им нравится то, что я делаю».
Лазизве, чей родной язык — зулу, теперь планирует перейти на другие языки, чтобы продолжать охватывать еще больше южноафриканцев своим каналом. «В Южной Африке языки то появляются, то выходят из моды. Сначала это был зулу, потом тсвана, а теперь все хотят говорить на коса, но я думаю, что скоро мы вернемся к зулу».
Белые южноафриканцы сохраняют подавляющее большинство материального и финансового влияния в стране и являются этническим меньшинством, составляющим всего 8,4% населения, согласно переписи 2011 года. Хотя система апартеида формально прекратилась в начале 1990-х годов, сегодня ее наследие в основном сводится к тому, чтобы южноафриканцы сохраняют географическую изоляцию по признаку расы с исключительными очагами космополитического смешения в некоторых городских районах, как например, в Йоханнесбурге. В результате, большинство белых южноафриканцев живут в сплоченных пригородных или сельских общинах, где они редко вступают в контакт со своими небелыми согражданами вне условий ведения бизнеса с домашними работниками, в магазинах или в ресторанах. Они, как правило, не говорят на каких-либо местных африканских языках.
Белые носители языка африкаанс по-разному видят будущее своего языка в Южной Африке.
Аннемари Хугенбоезем (Annemarie Hoogenboezem), 24-летняя девушка из Претории, где проживает самое большое население страны, говорящее на африкаанс белых, с оптимизмом смотрит на будущее языка. Так было не всегда. «Пять лет назад, когда я училась в университете, я думала, что мы можем быть последним поколением, говорящим на африкаанс. Все наши традиции были разрушены».
Хугенбоезем теперь живет в Орании, небольшом, но необычном, поселении исключительно из белых африканцев численностью 1600 человек в обширной и пыльной области Кару в центре страны. Многие южноафриканцы относятся к Орании с подозрением, видя в ней ностальгическую попытку восстановить расовую сегрегацию эпохи апартеида в XXI веке. Основатели города, однако, отвергают это, говоря, что в отличие от времен апартеида, белые жители города сами занимаются собственным ручным и домашним трудом без эксплуатации более дешевого труда черных. Для наглядности на городском флаге даже изображен рисунок белого рабочего, засучившего рукава на оранжево-синем фоне — цвета старого южноафриканского флага.
Может быть принципиальное различие во взглядах людей на будущее языка.
Для тех, кому удается пройти строгий процесс собеседования и проверки в городских властях, где потенциальных жителей просят продемонстрировать свои знания африкаанс и приверженность христианским ценностям, в Орании существуют грандиозные планы. Основатели города амбициозно заявляют о том, что к концу столетия это место превратится в крупный город, и стремятся сделать его культурной и языковой родиной для африканцев.
Тем не менее, для других молодых белых южноафриканцев, чье поколение было первым из тех, кто на собственном опыте переживает этнокультурные различия через общее школьное образование и образовательную среду, такое место, как Орания, просто не не подходит.
Мейрик Три (Meyrick Tree), 24-летний официант и носитель языка африкаанс из Йоханнесбурга, изучал литературу африкаанс в университете и полагает, что в отношении людей к будущему языка могут существовать фундаментальные расхождения во взглядах.
«Для жителей Орании роль африканцев заключается в сохранении прошлого. Тем не менее, для таких людей, как я, очевидно, что наша роль заключается в преобразовании того, что значит быть африканцем, создании того, что может удобно сочетаться с другими языками и культурами в разнообразной и демократической Южной Африке ».